Книги Лондона. Мода, средний класс и печатное слово

На днях руководство сети книжных магазинов Waterstones объявило о том, что перестает выставлять на прилавках электронные читалки Kindle – а освободившееся место отдаст обычным, "бумажным" книгам, особенно тем, которые в данный момент пользуются спросом.

Более того, по данным компании, продажи "бумажных книг" в магазинах сети выросли в последнее время на пять процентов. Известие это наделало немало шума; газета "Гардиан", которая выступает обычно за все прогрессивное, но высококультурное, откликнулась специальной заметкой, где было приведено мнение одного из экспертов по новейшим технологиям. Эксперт отчеканил: электронные читалки – самый переоцененный гаджет последних лет.

Что-то подобное я уже читал лет шесть назад, на заре "революции айпэдов". Тогда Стивен Фрай, вдруг ставший медийным хайтек-гуру, рассказывал о преимуществах нового устройства, а над ним потешались мудрые специалисты, утверждая, что серьезный человек будет вечно смотреть в свой дорогой и удобный лэптоп, а человек попроще уткнется в экран смартфона. Более того, те же эксперты говорили, мол, зачем книгочею нужен айпэд, когда есть легкие и удобные читалки с матовым, небликующим экраном? Интересно, где сейчас эти эксперты. Может быть это они рассказывают о смерти киндлов?

Так или иначе, здесь сразу два сюжета. Первый – о "носителях", о том, на чем выведены буквы, которые мы так любим складывать в уме в слова, предложения, абзацы, книги. Второй – о сетевых книжных магазинах, в нашем случае, о Waterstones. Скажу сначала несколько слов по первому поводу, чтобы потом сосредоточиться на втором сюжете.

О ситуации "бумажные книги versus электронные книги" написаны десятки тысяч страниц, опубликованных как в физически-осязаемом мире, так и в виртуальном. Сказать здесь что-либо принципиально новое невозможно, разве что внимательно следить и отмечать то относительно новое, что появляется с течением времени. На самом деле, ситуация же все меняется; так что к азбучным истина вроде "электронные книги не пахнут, как бумажные нашего детства" стоит каждый раз добавлять заметки об изменении культуры чтения здесь и сейчас. Так вот, здесь и сейчас дело, по моему скромному разумению, обстоит следующим образом.

Подавляющая часть населения Европы – о других местах не говорю, ибо не знаю – проводит почти все рабочее время, глядя в экран компьютера, айпэда, телефона, неважно. Экран – вот символ офисного рабства, прежде всего для среднего класса. Когда человек, прикованный к дигитальному устройству восемь часов в сутки, а то и больше, хочет отдохнуть, он – если речь не идет о переписке в мессенджере по поводу бытовых и амурных дел – предпочтет бумажный томик электронной читалке. Это, конечно, если он вообще читает книги.

Второе мое рассуждение вытекает из первого. После того, как мир буквально поглотила письменная речь (напомню, лет 30 назад люди писали гораздо меньше – ведь не было смартфонов, мессенджеров и проч., а переговоры шли преимущественно по телефону), книга из "источника знания и удовольствия" превратилась в обыденную, мало кому интересную банальность. Зачем читать книги, когда есть лента фейсбука или твиттера? Или даже WhatsApp?

Странным образом, эта первоначальная деградация книги обернулась для нее же несомненной пользой. Бумажная книга – по крайней мере, здесь, в Британии – стала если не предметом роскоши, то уж точно важной "реальной", "настоящей" вещью, которую приятно подарить, которую, на самом деле, очень круто читать на людях.

Да, книга это cool. Конечно, читалки удобнее, особенно в транспорте или в путешествии, но для стильного, думающего о своем имидже человека бумажная книга выглядит значительно интереснее. Собственно, не только cool, но и sexy. При этом, не столь уж важно, что именно это за книга, может быть и всякая чушь – неважно. Важно, что она бумажная – тем самым мы демонстрируем не только сдержанную культурность, некоторую приятную старомодность, но и принадлежность к среднему классу, уставшему пялиться в экран своего или офисного Мака.

Напоследок замечу, что постепенно появляется настоящая мода – читать в кафе не просто бумажные книжки, а книжки старые, растрепанные, подержанные. Такой вот austerity chic, шик времен всеобщей экономии.

Waterstones эту тенденцию поймал – и решил использовать. Конечно, никто и никогда не откажется от торговли электронными книгами и читалками. Это было бы самоубийством крупного магазина – особенно в эпоху Amazon. Все так. Но поиграть со свежими трендами – отчего бы и нет?

Особенно, если иметь в виду, что уже несколько лет Waterstones возглавляет легендарный Джеймс Донт, сначала успешный банкир, а потом – основатель небольшой сети независимых книжных лавок Daunt Books, откуда его уже пригласили в главные менеджеры книготорговой сети.

У этого человека – отличный нюх на книжные вкусы и пристрастия среднего класса. С самого старта Daunt Books выжили в условиях тотального господства Waterstones именно как независимый книжный для представителей среднего класса, испытывающих сентиментальные чувства к тому, что на континенте называют "культурой".

Иными словами, это те самые люди, кто в уикенд не прочь зайти в прекрасно отделанную лавку Джеймса Донта в дорогущем районе Мэрилибон и выбрать роман Кадзуо Исигуры или сборник эссе Кристофера Хитченса. Почитать на сон грядущий или чтобы было о чем поговорить в следующий уикенд за бокалом белого в итальянском ресторане в Сохо. Ну и вообще, из ностальгических соображений – вспомнить студенческие годы, проведенные на факультете английской литературы в Оксбридже. А самые отважные буржуа приобретут книгу Оуэна Джонса под названием "Истеблишмент: и то, как эти люди остались безнаказанными".

У Waterstones – другая целевая группа, точнее – гораздо более широкая, включающая, впрочем, и ту, что была – и есть – у Daunt Books. Это "народная" сеть, если под "народом" не понимать только нижние этажи социальной иерархии. Waterstones существует, прежде всего, для удобства и для обслуживания запросов жителей и гостей тех городов и городских районов, где расположен конкретный сетевой магазин. Waterstones в Абериствите отличается от Waterstones в Портсмуте, магазин на лондонской Пикадилли – от магазина в районе Блумсбери. Собственно, последний – единственный Waterstones, к которому я испытываю теплые чувства.

Блумсбери – район университетский, и местный Waterstones полностью отвечает этому обстоятельству. Именно Блумсбери стал мои первым пристанищем, когда я впервые оказался в Лондоне больше 20 лет назад – я остановился тогда в пансионе на Гауэр-стрит, а немалую часть времени проводил в кабинете философа Александра Пятигорского в Школе востоковедения Лондонского университета (SOAS). Соответственно, книжный магазин на углу Гауэр-стрит и Торрингтон-плейс стал для меня родным – как и находящийся неподалеку паб "Мальборо Армз", куда мы с Пятигорским направлялись после того, как напитки в его кабинете подходили к концу. Речь о здании в псевдоготическом стиле, построенном в начале прошлого века. Здание замечательное, на самом деле, с глубокими внутренностями, подвалами и прочим – идеальное место для книжного магазина.

В блумсберийском Waterstones упор всегда делался на три вещи: учебники, туристическую парферналию и литературу по гуманитарным областям знания.

Последнее меня и привлекало, конечно. Десять лет тому назад я – после некоторого перерыва – стал опять часто ездить в Лондон, останавливаясь теперь не на Гауэр-стрит, а совсем рядом с ней, на Ридженс-сквэр. И естественно, всегда бегал в книжный – изучать два отдела. Первый – Remainders; остатки тиражей академических книг по истории, философии, филологии, которые распродавали в два раза дешевле. Второй – букинистический. На самом деле, недалеко от этого Waterstones расположена лучшая, по моему мнению, букинистическая лавка этого города, Scoobs, но одно другому не мешает.

В Scoobs книги дешевые и самые разные, в Waterstones можно найти что-то на самом деле редкое, вроде изданий XVIII века латинских классиков или собрания сочинений маркиза де Сада на языке оригинала. Нет, не купить, конечно, полистать.

Значит ли это, что в ближайшие месяцы где-нибудь в кафе в Шордиче я увижу представителя социальной группы, которую когда-то называли «бобо» (boheme bourgeois), попивающего french press coffee и лениво перелистывающего "Сто двадцать дней Содома" в надежном синем переплете с золотым тиснением? И что сказал бы обо всем этом неистовый Оуэн Джонс?