Кому принадлежит награбленное искусство?

История Корнелиуса Гурлитта, втайне от всех хранившего огромную коллекцию награбленного нацистами искусства в бетонной многоэтажке в Мюнхене, поразила многих. Однако не в последнюю очередь в его истории поражает то, что свои сокровища он временами продавал, причем их происхождение ему было в той или иной степени понятно.

Специалисты по поиску культурных ценностей, похищенных нацистами, отмечают, что желающие приобрести шедевры с сомнительной юридической историей были всегда и существуют до сих пор, так что Гурлитт - явно не единственный торговец подобным товаром.

"К сожалению, есть заметная часть рынка, не проявляющая должную осмотрительность перед приобретением или продажей произведений искусства. И к несчастью, такой подход превалирует и в России и других русскоязычных странах", – говорит Кристофер Маринелло, лондонский юрист, специализирующийся на поиске и возвращении законным владельцам украденных предметов искусства.

Маринелло представляет потомков Поля Розенберга, парижского арт-дилера, у которого нацисты в 1941 году отобрали огромную коллекцию произведений Анри Матисса. Одна из картин – "Сидящая женщина" – нашлась у Гурлитта, а до этого считалась безвозвратно утраченной.

Крупицы сокровищ

Несмотря на затворнический образ жизни, Корнелиус Гурлитт вступал в контакты с внешним миром, когда продавал отдельные картины из огромной коллекции, собранной его отцом.

Последним в 2011 году с аукциона в Кельне был продан "Укротитель льва" немецкого художника Макса Бекмана. Эту картину в свое время нацисты отобрали у коллекционера-еврея Альфреда Флехтхайма. На аукционе работа выручила 725 тыс. евро (903 тыс. долларов), но Гурлитт получил всего 400 тысяч: заметную часть пришлось заплатить потомкам Флехтхайма за отказ от судебных претензий.

Для сравнения, та же "Сидящая женщина" оценивается в 20 млн долларов. Точную стоимость всей коллекции еще только предстоит установить, но речь может идти о сотнях миллионов долларов.

Ни о каких других источниках дохода Гурлитта не известно. Изредка продавая крупицы своих сокровищ, он дожил до 81 года.

Гурлитт умер в мае этого года, вскоре после того, как о его коллекции стало известно всему миру. Незадолго до смерти он завещал все хранившиеся у него предметы искусства Художественному музею в швейцарском Берне.

Попечители музея долго размышляли, принимать ли такое наследство, и в конце концов в минувший понедельник объявили, что примут лишь те предметы, которые не были насильно отняты у законных владельцев.

"Любые произведения искусства, признанные награбленными, или даже если покажется вероятным, что они были объектами грабежа, никогда не омрачат своим присутствием Художественный музей Берна", – подчеркнул председатель попечительского совета учреждения Кристоф Шойблин.

Правительство Германии согласилось профинансировать тщательное исследование происхождения каждого предмета. На наследство Гурлитта претендуют также его родственники, которые оспаривают правомочность его завещания в суде. Эта тяжба также затормозит процесс передачи ценностей.

Как Германия ограбила сама себя

Но независимо от того, кто конкретно унаследует картины, из слов представителя бернского музея вытекает, что не все ценности, хранившиеся у Гурлитта, можно считать награбленными.

Действительно, среди всех богатств можно выделить две больших категории. Есть произведения, отнятые у частных владельцев – зачастую евреев – путем насилия или угроз (сюда относится и "Сидящая женщина" Розенберга). Но есть произведения, которые нацисты посчитали образцами "дегенеративного искусства" и изъяли из немецких государственных музеев еще до войны.

Это нанесло немалый ущерб. "Так, Штеделевский музей во Франкфурте потерял 600 произведений", – говорит профессор Берлинского технического университета Бенедикт Савуа.

Но автоматического права на возвращение этих работ немецкие музеи не имеют, поскольку вскоре после войны они заявили, что не имеют намерений пытаться вернуть эти произведения. "В какой-то степени можно сказать, что нацистское государство лишило свои собственные музеи огромных коллекций, […] что государство само отказалось от этой собственности", – объясняет Савуа.

В отличие от музейных коллекций, награбленное у частных владельцев вовсе необязательно относится к категории сколько-нибудь авангардного искусства. У Гурлитта, например, нашелся пейзаж венецианского живописца XVIII века Каналетто. До нацистской оккупации он висел в доме семьи финансистов Давид-Вайлей в пригороде Парижа.

История появления коллекции отца Корнелиуса Гурлитта, Хильдебранда Гурлитта, сама по себе интересна.

Бабка Хильдебранда Гурлитта была еврейкой, и первые годы после прихода к власти нацистов были для него трудными: в 1933 году его уволили с должности директора художественного музея в Гамбурге. Но он тихо открыл частную галерею, а в 1937 году, когда началась кампания против "дегенеративного искусства", ему неожиданно представилась возможность сказочно нажиться.

В рамках травли художников нацисты устроили гигантскую выставку "дегенеративного искусства", сначала в Берлине, потом и в других крупных городах. После этого сотни "дегенеративных" картин сожгли, но тысячи других уцелели, не в последнюю очередь потому, что нацисты рассчитывали продать их за границу.

Министерство пропаганды Йозефа Геббельса поручило заниматься этим Хильдебранду Гурлитту и еще трем арт-дилерам. Ради такого дела на его "расово неполноценный" статус закрыли глаза.

Еще больше его коллекция пополнилась после начала войны: в оккупированном Париже Гурлитт был "главным закупщиком" конфискованных ценностей.

Конец войны Гурлитт встретил в оккупированной американцами Баварии. На трибунале по денацификации он оправдывался преследованиями из-за своего еврейского происхождения и утверждал, что весь архив, касающийся его коммерческой деятельности, погиб во время бомбардировки Дрездена в феврале 1945 года. Ему поверили на слово и посчитали "мало причастным" к деятельности нацистского режима.

Архив, как мы теперь знаем, на самом деле сохранился. Его нашли в квартире Корнелиуса Гурлитта.

Наследник коллекционера

Сегодня так до конца и не понятно, почему у Хильдебранда Гурлитта скопилось такое количество непроданных произведений. Вышло это преднамеренно или случайно.

Но его сын не думал никому ничего возвращать добровольно. В поле зрения властей он попал в 2010 году, когда немецкие таможенники на швейцарской границе обратили на него внимание и обнаружили у него 9 тыс. евро наличными.

Тут выяснилось, что Корнелиус Гурлитт всегда и всё оплачивает наличными. В Германии большинство жителей оплачивают медицинские услуги за счет системы социального страхования, но Гурлитт в ней никогда не регистрировался и даже за медицинскую помощь расплачивается наличными в кассе.

В ходе дальнейших проверок власти нашли квартиру, которую коллекционер арендовал в Мюнхене, и в 2012 году пришли с обыском.

Картины изъяли – они и сейчас еще хранятся в месте, которое немецкие власти не раскрывают, но Гурлитту никогда не предъявляли никаких обвинений и подозревали, в крайнем случае, в уклонении от налогов.

Жизнь Корнелиуса Гурлитта иллюстрирует тот факт, что еще совсем недавно при продаже произведений искусства не считалось обязательным интересоваться их происхождением. "Этот вопрос оказался в центре обсуждения лишь в последние лет десять, – говорит Бенедикт Савуа. – До того, в 1970-е, 80-е, даже 90-е годы эта тема не привлекала такого внимания, и, как представляется, на арт-рынке обращалось большое количество произведений искусства сомнительного происхождения".

"Всегда есть хорошие и плохие люди, – говорит доктор Кристиан Фурмайстер из Центрального института истории искусств в Мюнхене. – Есть те, кто никогда не принимает внешние правила, потому что они имеют дело с частной собственностью или действуют в качестве посредников".

Вашингтонские принципы

Отношение к награбленному нацистами изменилось после того, как в 1998 году 44 страны подписали Принципы Вашингтонской конференции по искусству, конфискованному нацистами, говорит Фурмайстер.

Формально принципы обязательны лишь для музеев и государственных учреждений, но не для частных лиц. "Но в последние пару лет ситуация изменилась радикально, и, учитывая международный резонанс, вызванный делом Гурлитта, давление возросло настолько, что государственным учреждениям в Германии всё сложнее избегать соблюдения этих принципов. По моему впечатлению, сегодня, если вы не исследуете происхождение, вы на стороне плохих людей", – отмечает Фурмайстер.

История каждого предмета искусства не только уникальна, но нередко и крайне запутанна. Подчас однозначно установить законного владельца невозможно. Интересно, что Вашингтонские принципы учитывают это и неоднократно указывают, что в таких случаях необходимо искать не просто формально законное, а справедливое решение.

В случае с наследством Гурлитта эту коллизию предполагается разрешить следующим образом: немецкие музеи, из которых изначально было изъято "дегенеративное искусство", смогут в приоритетном порядке просить Художественный музей Берна одолжить им те или иные экспонаты и бернский музей им не откажет.

"Я, кстати, предпочел бы иметь закон, как в Австрии. У них есть Закон о реституции предметов искусства, и он обязателен, – замечает Фурмайстер. – Так сказать, мягкий вариант, воплощенный в Вашингтонских принципах, – это хорошо, но принудить к их соблюдению нельзя. И по-прежнему остается место для субъективных решений".

Трофеи в России

В некоторых странах законы о перемещенных культурных ценностях существуют, причем они таковы, что запрещают передавать вывезенные предметы искусства другим странам. Одной из таких стран является Россия, где произведения искусства, вывезенные из Германии, а порой и из других восточноевропейских стран, считаются военными трофеями, а также формой компенсации за огромный ущерб, нанесенный Советскому Союзу во время Второй мировой войны.

"Мне известно о предметах, которые Россия разыскивает и хочет вернуть", – говорит лондонский юрист Крис Маринелло, уточняя, что это далеко не только "Янтарная комната".

"Но есть вещи, которые пропали из других стран – Германии, Польши и прочих, – и мы знаем, что сейчас они находятся в России, – продолжает он. – И российский государственный закон провозглашает, что большинство предметов искусства, теми или иными путями оказавшихся в Советском Союзе, национализировано, является собственностью российского государства и не может покидать российскую территорию".

"Здесь нужно идти на взаимные уступки", – считает юрист, отмечая, что так называемые "трофеи" в их нынешнем юридическом статусе невозможно ни продать на Западе, ни даже выставить.

Крис Маринелло приводит пример другой картины Матисса, которую он недавно заполучил для семьи Розенбергов в Норвегии. Музей в Осло приобрел полотно добросовестно и по норвежским законам не был обязан его отдавать.

"Если бы мы стали бороться с ними в судах, мы бы проиграли, – признает юрист. – Однако картину реституировали наследникам Поля Розенберга без всяких условий, исходя из моральных претензий. Эта картина не могла перемещаться в другие страны, не могла там выставляться, ее нельзя было продать на открытом рынке. На ней лежало пятно, и музей это знал. Мы оказали на них немалое политическое давление, и в итоге они разрешили проблему к обоюдному согласию сторон".

Большая историческая длительность

"Законы принимаются для того, чтобы общество функционировало нормально, – многозначительно замечает Кристиан Фурмайстер из Центрального института истории искусств в Мюнхене. – Со временем потребности общества могут меняться. И разумеется, по этой причине иногда и законы изменяются".

"Вообще, все эти проблемы насильственного перемещения произведений искусства во время войны, будь то путем обирания музеев или частных лиц, имеют очень большую историческую длительность. Мы говорим о случаях времен Второй мировой войны, но это происходило и в Первую мировую войну, и при Наполеоне, и даже в древние времена были подобные практики", – говорит профессор Бенедикт Савуа.

"С этими грабежами связано много крайне живых эмоций, и длятся они очень долго. Поколения сменяются, но продолжают нести в себе боль утраты", – добавляет она.

"Я думаю, что наиболее разумная позиция, которую можно занять в этой связи, – это вновь и вновь напоминать, что искусство есть плод всего человечества, и важно не то место, где находится произведение искусства, а то, чтобы оно было доступно людям, – полагает Савуа. – Так что если сокровища из Берлина хранятся в Москве, – да, почему бы нет? Главное, чтобы они были видимыми... Я считаю, это надо часто повторять".