Перейти к материалам
истории

«У нас нет достаточной свободы, мы все очень сильно стесняемся» Актриса и режиссер Ольга Зуева — о своем первом фильме «На районе», работе моделью и Анджелине Джоли

Источник: Meduza
Екатерина Чеснокова / Sputnik / Scanpix / LETA

Ольга Зуева прославилась в России как актриса в 2018 году — она сыграла главную женскую роль в режиссерском дебюте Данилы Козловского «Тренер». В июне на фестивале «Кинотавр» показали первую полнометражную картину самой Зуевой, над которой она работала и как режиссер, и как сценарист, — «На районе» (выйдет в прокат 27 сентября). Фильм рассказывает о жизни мелких и совестливых преступников из Владивостока, одну из главных ролей в нем исполнил Данила Козловский. По просьбе «Медузы» кинокритик Егор Москвитин поговорил с Ольгой Зуевой о том, каково было снимать в фильме родной Владивосток, как она из модельного бизнеса попала в кино и почему профессия режиссера больше подходит женщинам, чем мужчинам.

— У вас в фильме хорошо получился Владивосток.

— Это моя родина, я не могу в ней не разбираться.

— Все эти локации и декорации — это места детства, которые вы изначально держали в уме? Или вы что-то специально искали, выбирали?

— И да, и нет — я ведь давно там не живу. Но я понимала, что когда приеду в город, то сразу найду, что мне нужно, ведь там все знакомое и родное. Мы просто гуляли с оператором Федором Ляссом по улицам и пытались понять место города в нашем сюжете.

— От ребят из Владивостока часто слышишь, что это самый американский город России. И вы, и Федор Лясс много времени жили в Штатах. Согласны с таким сравнением?

— Я никогда этого не слышала. Но для меня он, конечно, американский, потому что очень сильно напоминает Сан-Франциско по ландшафту, Лос-Анджелес по цвету и Бруклин по текстуре. Там такие же мосты, подворотни, какая-то очень кинематографичная разруха.

— Вы слышали о существовании бойцовских клубов во Владивостоке или просто выдумали их для фильма?

— Существуют ли они в том виде, как показано у меня в фильме? Скорее всего, нет. Но то, что они есть, — и не только во Владивостоке — это факт. Просто в YouTube наберите «бои без правил/уличные бои». Там много всего. Обычно это выглядит очень просто: какая-нибудь подворотня, парковка, на ней парни дерутся, а вокруг стоит группа поддержки и кричит что-то типа: «Вася, давай, мочи его!»

— Сценарию «На районе» уже много лет, так ведь?

— Не знаю, что значит «много». Я написала его еще в университете. Так что лет семь точно есть. Но за эти годы сценарий сильно менялся.

— Я правильно понимаю, что фильм уже был снят, а потом вы провели фокус-группы, после которых решили удалить из него всякую «социалку»?

— Нет, знаете, я сделала один просмотр в вот такой фокус-группе и поняла, что это абсолютно бесполезно. Я собрала группу только потому, что мои американские друзья-кинематографисты все так делали и я знала их опыт. И мне советовали: «Сделай-сделай. Ты поймешь, где в фильме что-то идет медленно, где что-то не так. Сможешь потом в монтаже все переделать».

Но, видимо, в Америке другая система, и там фокус-группы помогают фильмам. А я поняла, что мне этот просмотр абсолютно не помог. Возможно, потому что у меня не комедия. Фокус-группы — это как раз про комедию: люди или смеются, или нет, и ты сразу понимаешь, какие сцены не работают. А драма переживается внутри, и реакцию зрителя не отследить по внешним признакам.

— То есть в будущем вы не будете проводить фокус-группы?

— Не буду.

— И вы поняли, что режиссер не должен спрашивать у зрителя ничего?

— Во всяком случае, на этапе монтажа. Лучше консультироваться с коллегами, которым ты доверяешь. Мой следующий фильм — тоже драма, даже мелодрама, поэтому я не думаю, что буду делать фокус-группы в ближайшее время.

— Здорово, что в «На районе» оба героя читают речитатив. Вы сами написали текст, или, может, это импровизация актеров?

— Нет, текст рэпа, естественно, я сама не писала. Его написал Владимир Афанасьев, также известный как рэпер Нигатив.

— Который играет авторитета Шамиля?

— Да. Он написал практически весь рэп в фильме.

— У вас ведь есть еще короткометражка «Marble and Flesh». Ее можно где-нибудь увидеть?

— Нет.

— Говорят, там очень хорошо сняты постельные сцены. Это результат того, что вы в Нью-Йорке кино изучали? Потому что в российском кино очень плохо с этим.

— Это потому что мы все-таки живем в постсоветском пространстве. Как известно, в Советском Союзе секса не было — и в нас все еще живет эта зажатость. У нас нет достаточной свободы — ни физической, ни духовной, — мы все очень сильно стесняемся. А так как я 15 лет не жила в России, у меня была возможность избавиться от всех этих зажатостей. Ну не от всех, конечно: у меня остались комплексы и какие-то вещи, которые меня стесняют и смущают. Но я хотя бы к этому отношусь более осознанно, чем другие люди.

И я очень сильно чувствовала эту зажатость в своих актерах. Например, когда я делала пробы и искала главного героя, мы разыгрывали сцену на лестнице. В ней ничего не происходит, я просто стою рядом с молодым человеком. Но когда мы это все пробовали, я не чувствовала ни разу, что какой-то парень сыграл так, будто на этой лестнице он был готов на все, понимаете? Просто ни один парень не смог мне это дать на пробах.

Кадр со съемок фильма «На районе»
«Марс Медиа Энтертейнмент»

— С чего началось ваше увлечение кино, как вы в него попали? Вы ведь до этого работали моделью?

— Да, работала моделью. Потом, когда я поняла, что модельная старость не за горами — а она наступает очень рано — решила, что нужно как-то развиваться дальше. Я стала увлекаться актерским мастерством и пошла учиться в школу актерского мастерства Сьюзан Батсон. Там к концу обучения мне нужно было сделать шоурил, который бы представлял меня как актрису. И я написала небольшой отрывок, принесла его своему педагогу, этой Сьюзан Батсон — она очень известный американский acting coach (преподаватель актерского мастерства — прим. «Медузы»). Она работает с Жюльет Бинош, с Николь Кидман. В общем, прям мощнейшая такая женщина. Я даже боюсь подумать, сколько ей лет, — ей очень много лет. Она просто такой боец. Невероятно крутая.

Так вот, я показала ей этот отрывок, и вдруг она говорит: «Слушай, это отличная история. Но сделай ее сама, сними короткометражку». Я говорю: «А как я это сделаю? Я ничего не умею, ничего не знаю». Она говорит «Найми оператора. Ты уже написала. У тебя все получилось. Просто найми оператора и сними то, что ты написала».

Я посомневалась, а потом наняла оператора, нашла локейшен, выбрала монтажера, придумала музыку, решила, что я надену, и сняла этот фильм. Так я поняла, что хочу быть режиссером, и пошла этому учиться. Отучилась в университете, получила [степень] бакалавра. Обычно его можно получить там за четыре года, но я экстерном защитила за три.

— И в этот период вы снялись в роли мамы Анджелины Джоли в фильме «Солт»? Или это было до учебы?

— После того, как появилась моя короткометражка и я стала ее рассылать, все просто пошло-поехало само собой. У меня появился агент, меня стали приглашать на кастинги и вот я получила роль в фильме «Солт».

— Вам удалось познакомиться с Анджелиной Джоли или ваши сцены снимались параллельно?

— На площадке — нет. Мы познакомились уже на премьере.

— И какая она в жизни?

— Она невероятно красивая. Когда на нее смотришь, кажется, что она высокая, потому что у нее очень длинные ноги. А на самом деле она маленького роста, худенькая, такая вот прям тростиночка звенящая с фарфоровой кожей. Очень красивая. Я, когда ее увидела, чуть не одурела просто. И у нее такая энергия, которую редко встречаешь в людях, такая целостность. И вот ты смотришь на эту хрупкую девушку и понимаешь, что в ней есть такая сила — просто сила армии, а не одного человека.

— Вам нравится ее режиссура?

— Нравится. Она многим не нравится, знаю. Но, кстати, именно фильм, который ругают больше всего, — «Лазурный берег» — мне очень понравился. Я смотрела его дома, но каждую секунду как будто была там — с героями, с этой парой. И мне понравился фильм «В краю крови и меда». Я была на премьере, видела там Брэда Питта. Боже, какой он красивый! Я не могу сказать, что это совсем мое кино. Но я просто восхищаюсь женщинами, которые делают такие вещи. Поехать в такую страну с таким режимом и снимать кино на такие сложные темы — про насилие, про войну, — есть в этом божественное что-то.

— А почему вы мало в России играете? Я могу вспомнить только «Тренера» Данилы Козловского и короткометражку «Такое настроение, адажио Баха и небольшой фрагмент из жизни девушки Лены» Анны Меликян — и все. Часто отказываетесь от ролей?

— Ну смотрите, я не могу сказать, что ко мне в неделю приходит по 10 сценариев. А все, что приходило, было в лучшем случае средним. Было несколько фильмов, про которые я понимала: тут есть что сыграть, но я, если честно, переживала, что в итоге это будет не такое хорошее кино, как я себе представляю. У меня всегда есть очень сильное недоверие к чужому сценарию. Я читаю сценарий, и мне постоянно хочется переписать как минимум половину диалогов. А это неправильное чувство, когда тебе хочется переписать чужой сценарий. Но я никогда не откажусь, если мне дадут хороший текст.

— Прямо сейчас есть какие-то роли, за которые вы все же взялись?

— Сейчас нет ничего, что я хочу взять. Я ничего интересного после «Тренера» не читала. А это было давно.

— А в своем будущем сериале про моделей вы будете играть?

— Да, я написала под себя роль стареющей модели, которая живет в Нью-Йорке и понимает, что закат карьеры не за горами. В какой-то степени это когда-то была я. То есть я понимала, что скоро меня начнут списывать и нужно думать о будущем, как-то искать себя.

«На районе». Трейлер
Central Partnership

— Вы увереннее себя чувствуете в роли режиссера, актрисы или сценариста?

— Конечно, режиссера, потому что, если я написала сценарий и я знаю историю, то я могу точно сказать актеру, чего я от него хочу. Мне кажется, с языком у меня все в порядке, я артикулирую достаточно просто и уверенно то, что хочу получить от человека, причем не просто от актера. От любого. Я очень прямой человек. Если я что-то хочу, я об этом говорю. Если мне что-то не нравится, я об этом говорю. Это не граничит абсолютно ни с хамством, ни с надменностью, в чем меня нередко подозревают. Просто я говорю, что думаю. Мне кажется, это хорошо. Если бы каждый человек говорил, что думает, у нас в мире было бы больше взаимопонимания.

— Вы хотите снимать в Америке?

— Конечно, да.

— Это конечная цель? Или еще одна промежуточная?

— Да я не ставлю какие-то цели — это глупость, по-моему. Я помню, допустим, как мне было семь лет и я шла на школьные сборы со своей одноклассницей. Мы стали с ней говорить о сексе, потому что она летом поняла, что есть секс. И она говорит: «Твои родители занимаются сексом». Я говорю: «Твои тоже». Она говорит: «Мои только два раза — для меня и для брата». Я говорю: «У меня тоже только брат». Мы шли с ощущением, как это отвратительно, думали, почему взрослые вообще это делают. И я помню, как мы друг другу сказали, что мы этим заниматься никогда не будем.

Потом я помню, как в 14 лет говорила, что никогда не буду курить и пить. Я сейчас не буду перечислять, как много раз я говорила о каких-то «никогда», вы ведь меня поняли? Поэтому лет 10 назад я поняла, что ты никогда не знаешь, куда приведет тебя жизнь, и поэтому ставить какие-то цели, говорить, чем ты будешь заниматься через пять лет — это глупо. Так все спонтанно происходит в жизни. Что-то может случиться и раз — ты совершенно другой человек. Поэтому я стараюсь просто быть открытой и воспринимать осознанно то, что со мной происходит.

— И последний вопрос — про мир, где есть и Кэтрин Бигелоу, и Педро Альмодовар, и ваш фильм про пацанов. Существует все-таки «мужское» и «женское» кино с точки зрения режиссуры или нет?

— Я считаю, что нет. Это как спросить, существует ли мужская дружба. Кино — это кино, в нем нет гендерного признака. Кино в первую очередь — это владение системой, которая работает, нажимая на человеческие эмоции. Правильно?

— Да.

— Да, правильно. Спасибо, что согласились. Далее. Скажите, пожалуйста, у кого эмоциональный интеллект развит лучше: у мужчин или у женщин?

— Я думаю, уже нельзя это говорить, это немного стереотип.

— Это не стереотип. Хотя бы потому, что эмоционально женщина должна стать матерью. Не обязана, но сделана природой так, что она может ей стать. Поэтому в ней лучше развит инстинкт заботы, инстинкт сохранения и так далее. А мужчина лезет на рожон и занимается войной. Это не мое мнение — это как бы факт, да? Мальчики дерутся.

— Мне кажется, мы уже это искусственно сами меняем в себе.

— Что?

— Гендерные установки.

— Не, мы это, конечно, меняем, да. Но ведь есть просто физические вещи, которые что-то определяют. Если у меня есть живот, в котором может появиться жизнь, то я себя берегу намного больше, чем мужчина, который себя подставляет под драки. Правильно ведь?

Мальчики меньше боятся получить по морде. Вот, я, тьфу-тьфу-тьфу, по морде не получала. Я не представляю, как мальчики дают по лицу и получают по лицу. Это страшно. Я видела всю жизнь, как мальчики дрались, и меня это всегда приводило в ужас: как они подставляют свое лицо? Да я сделаю что угодно, чтоб мне по морде не дали, я скажу «извините», если я не права.

— Ну, слушайте, если вы говорите, что в этом мы разные — и тут невозможно спорить — то значит, что и в режиссуре мужчины и женщины должным быть разными? А вы ведь говорите, что они равны.

— А теперь смотрите. Работа с эмоциями женщине более доступна. Эмоциональный интеллект развит сильнее — это обусловлено природой. Это не мое мнение, чтоб вы понимали. Я это говорю не просто потому, что я так считаю, — я об этом читала. Простой факт: без отца трехмесячный ребенок может выжить, а без матери — нет. А теперь разберем режиссуру. Это профессия, которая построена на эмоциях и управлении эмоциями. Так что вообще-то она больше подходит женщине.

Егор Москвитин